Дмитрий Хван - Ангарский Сокол [СИ]
— Только не в нашем случае, — ответил Грауль.
Кабаржицкий хмыкнул и пожал плечами. У самых дверей он оглядел внутреннее пространство Кремля, стоя на небольшой площадке перед входом во дворец. Владимир силился понять, в какой части Кремля они, собственно, находятся. Получалось с трудом — он узнал лишь громаду колокольни Ивана Великого, рядом с ней была ещё одна колокольня, с огромным колоколом. Вокруг находились и деревянные и каменные строения, от которых во времена его прошлой жизни ни камешка не осталось. Более он ничего не успел увидеть, так как Павел потащил его внутрь, в прохладный полумрак дворца. Проходя по веренице лестниц и переходов, сквозь многочисленные двери ангарцы, неожиданно для себя оказались в небольшом помещении со сводчатым потолком, натопленном донельзя. Стены, расписанные замысловатой вязью узоров, в коих причудливо переплетались львы и сказочные птицы, мистически смотрелись среди царившего во дворце полумрака. В отдалении горело несколько свечей на высокой подставке, окошки же света и вовсе не пропускали. За Афанасием закрылась крепкая дубовая дверь, обитая железом. Ангарцы остались в этой комнатке одни. Тут же на них накинулась тоска и они переглянулись с мрачными выражениями лиц. Через пару минут пришлось присесть на небольшую лавочку, стоявшую у стены. А там и напряжение, колотившее в крови ещё некоторое время назад, уже спало.
— Так и в сон сморит. Бюрократы — они везде одинаковые, хорошо, что в приёмной более никого, — саркастически проговорил Кабаржицкий.
— Ты помнишь, что Микулич говорил, о том, как говорить и как стоять при царе-то? — спросил Грауль.
— Вроде да, — отвечал Владимир.
Наконец, дверь отворилась изнутри и огромный из-за вороха одежд боярин, пригласил ангарцев внутрь.
— Ну пошли, братишка, — Грауль первым прошёл через невысокий проём двери.
Едва они успели оглядеться, как к послам подошли двое других бояр или дьяков и подвели их под руки к стоящему чуть в стороне на возвышении царскому трону. На троне сидел немолодой мужчина, в красном кафтане, на голове его была расшитая золотыми нитями тафья. Царь сам спросил о здоровье княжеской светлости Ангарии, князя Сокола и принял вверительные грамоты послов, а потом протянул кисть для поцелуя. После секундной заминки оба ангарца приложились губами к царской руке. А потом Владимир начал свою речь:
— Божиею милостию, Пресветлейший, державнейший Великий Государь Царь и Великий Князь Михаил Феодорович, всея Руси Самодержец, Владимирский, Московский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Витебский, Оршанский, Мстиславский, Ростовский, Ярославский, Белоозерский, Лифляндский, Удорский, Обдорский, Кондийский, и всея Сибирския земли и Северныя страны Повелитель и Государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских царей и Кабардинския земли, Черкасских и Горских Князей и иных многих государств Государь и Обладатель. Вашему царскому величеству князь Ангарский и государь Амурский Сокол Вячеслав Андреевич, милостивейший князь и государь наш, присылает своё слово доброе и заверение в дружбе и любви и желает всего лучшего по его княжеской светлости, расположению.
Бояре, сидевшие на лавках позади стоящий лицом к царю послов одобрительно загудели. Ангарские послы внесли в титулование Государя недавно отобранные у ляхов города, кои ни польская корона, ни шведская признавать за Михаилом не желали. Грауль обернулся назад, среди нескольких бояр, сидевших на лавках вдоль стен, он заметил и Василия Михайловича Беклемишева, как и остальные, наряженного весьма богато. Было видно, как блестит в отблесках свечного пламени пот, катившийся по их лицам, но снять ворох своих одежд — значит уронить свою честь, вот и парились бояре почём зря.
— Как здоровье князя вашего, Вячеслава Сокола? — проговорил государь.
— Божьей милостью, великий царь, князь наш жив и здоров. Чего и тебе желаем, — отвечал Грауль.
— Ты немчин? Папской веры или лютеранин? — с интересом спросил Михаил.
— Я баварец, но веры православной держусь. В правилах веры слаб я, великий царь, — склонил голову Павел.
— Нехорошо, — покачал головой московский государь. — Что же князь ваш не заботится об укреплении веры Христовой на своих землях? Вот и Беклемишев мне о том же говорил.
— Нет у нас попов, великий царь! Токмо один и есть, не может объять он всю паству. Князь Сокол просит тебя о присылке на Ангару молодых, да семейных попов, дабы они окормляли паству нашу всеобъемлюще. Да числом поболе, — добавил Павел.
Михаил кивнул головой и негромко приказал дьяку, ведущему запись аудиенции, записать о сём.
— С чем ещё пожаловали, послы ангарские? — пробасил высокий и толстый боярин, что пригласил их к царю.
— А ещё, великий царь, князь наш Сокол предлагает тебе расчёт вести в золотой, али серебряной монете, коя тебе надобна.
— Поясни се, посол, — нахмурился царь всея Руси.
— Ежели ты дашь нам образец либо рисунок твоей монеты, то мы будем тебе её давать, в числе, которое тебе надобно.
Бояре сзади яростно зашептали, а кто-то и заговорил в голос.
— Цыц! — тут же вскричал на них государь Михаил Фёдорович. — Чего рты раззявили?
Повернувшись к ангарцам, он сказал, буравя их взглядом:
— Частию в слитках, другой же частию в монетах. Образчик будет вам вскоре даден.
— Чего ещё спросите у государя нашего? — громко спросил боярин, голос его гулко разнёсся под сводчатым потолком.
— Вместе с головой ангарского приказа, боярином Василием Михайловичем Беклемишевым составили мы наикратчайший и удобнейший путь с Руси до Ангарского княжества, — начал говорить Павел и, видя, что Михаил лишь кивает его словам, продолжил:
— Прошу тебя, великий царь, утвердить сей путь своею государевой рукою.
— Добро, тому и быть, — из рук царя план принял голова посольского приказа Григорий Васильевич Львов.
Он же спросил ангарских послов, если у них ещё что сказать государю всея Русии.
— Великий царь, а ещё учинилась неприятность на Амуре-реке. На наш городок, по злому ли умыслу, али по незнанию, напали казачки с Якутского и Охотского острогов. Хотели приступом его взять. Так наши солдаты тех казачков побили, а тех, кто средь них жив остался, прогнали обратно, — расписал Кабаржицкий полученную по радиосвязи ангарцами информацию.
— Не ведал я о сём прежде. Воевод тех накажут, коли вина их подтвердится, — отвечал царь мрачным голосом.
Последние же вопросы о признании за Соколом титула великого князя Ангарского и Амурского, Даурских и Солонских земель властителя, тунгусских родов старшего князя, как и о праве ангарских купцов вести торговлю через Архангельск повис в воздухе. Михаил Фёдорович не дал на него своего ответа, обещав лишь подумать. Возвести ангарского отца Кирилла в архиерейский сан царь не позволил, предложив прислать своего епископа. На что уже своего ответа не дал Грауль, поскольку такой вопрос может решить лишь князь ангарский. На сём аудиенция и закончилась, но царь пригласил послов разделить с ним стол. Впрочем, вскоре Михаил удалился в свои покои, мучаясь болями в ногах. К Павлу за столом подсел Беклемишев:
— То, что к столу вас пригласил — то уже означает, что государь наш расположение своё к вам выказал. Сокола назвал князем, а оное тако же хорошо. А в своей ответной грамоте он даст знать, считает ли Михаил Фёдорович князя Сокола своим младшим братом, али нет.
— Ясно, спасибо за науку, Василий Михайлович. Ты когда в Енисейск возвращаешься? — спросил боярина Грауль.
— Не скоро, Павел. Дел много тут, покуда дьяк Парамон Хватов заместо меня в Енисейске будет.
Наконец, когда пирующие бояре вконец перепились, ангарцы смогли уйти с царского банкета, раскланявшись с Беклемишевым в первую очередь. Остальные, казалось, и вовсе не заметили их ухода. Всё тот же подьячий Афанасий, что привёз сегодня послов в Кремль, увозил их и обратно, усадив тех в возок. Ехали по Москве глубокой ночью, возница, жалея послов, не спешил. Но Кабаржицкому от этого было не легче — то и дело он порывался вывалить содержимое желудка себе под ноги. Наконец, когда его совершеннейшим образом припёрло, Павел понял — пора! Он забарабанил в стенку возка, принуждая возницу остановиться. Сказался таки царский стол, где в гостей вливали и впихивали всё подряд, на стол выставляемое! Кабаржицкому помогли выбраться из возка, Грауль же вылез сам. Павел за столом старался себя контролировать, поэтому ему было намного легче. Да ещё в самом тереме, следуя за подьячим к возку, он исторг из себя содержимое желудка под какую-то лестницу. Наконец Кабаржицкий закончил, встав на ноги и отдуваясь. Его здорово шатало, но когда ему предложили снова залезть в возок, он пьяно воскликнул:
